Большой разговор о том, что ждет Челябинск театральный в ближайшем году – в Новом художественном театре
на вопросы ответил Евгений Гельфонд, художественный руководитель театра:
– Сейчас у вас идут репетиции спектакля «Гроза» по пьесе Александра Островского, премьера - 10 октября. Расскажите об этой работе.
– Есть такие пьесы, которые идут с тобой по жизни. И наступает какой-то момент, когда ты понимаешь, что надо это делать – когда материал тебя уже не отпускает. Я это называю «автор в дверь стучится». Плюс вырастают ребята, ты видишь, что этот артист может сработать ту или иную роль.
Для меня в сегодняшнем бесконечном потоке информации, суеты, эта пьеса становится своеобразной остановкой. Мы идем, грешим, совершаем всяческие поступки, откладывая все на потом, когда всё будет нормально, все будет хорошо. Вдруг возникает такой персонаж как Катерина, который у Островского (что было и у Мейерхольда, и у Таирова) является символической фигурой. Это не какая-то сумасбродная бабища, которая решила сброситься от страсти. Ерунда! Это концентрация смысла о том, что в какой-то момент жизни ты останавливаешься и понимаешь, что этого «потом» не будет. И это – самоубийство. Не то, что она прыгает с обрыва, летит и разбивается. А то, что в принципе вся эта жизнь, когда «всё будет потом, потом, потом» - это уже полет с обрыва. Для меня «Гроза» именно в этом.
В самой пьесе нет единичного греха. Весь город завязан на грехе. Все грешат. Островский как мастер драматургии, ситуаций и взаимоотношений очень плотно связывает все линии, там нет ни одной случайной фигуры. Пожалуй, за исключением Шапкина. И то лишь потому, что я не увидел это, и решил для себя, что это на молодого актера Малого театра – ну, надо было что-то сделать, чтобы ввести в состав. Ну, я думаю, что это не так. В общем, там очень плотно сведены линии всех персонажей – в этой гонке, в этой страсти, в этом социальном праве на жизнь, когда они грешат, обманывают, помолятся и успокаиваются.
Я принципиально ухожу от постановочных, иллюстративных вещей. Для меня правильным путем является вскрыть то, что происходит непосредственно во взаимоотношениях этих персонажей, открыть, что заложено в самой ситуации, тексте, нежели это интерпретировать. Понятно, что, так или иначе – интерпретация все одно есть, субъективность творчества никто не отменял. Не случайно и жанр определен как «репетиция с антрактом». Очень хочется открыть, создать ситуацию, чтобы она ощущалась на неком физиологическом уровне. Что мне нравится в театре – когда возникает такая ситуация на сцене, что ты становишься невольным свидетелем какой-то сцены, как на улице, и тебе или неприятно, или что-то еще – когда возникают и начинают работать эмоции.
– Как долго идут репетиции?
– Работа шла год – минимальный срок, который мы работаем над спектаклем.
– Если уточнить жанр, то это будет нечто среднее между «сценическими опытами» в «Бесах» и «сценическими фантазиями по произведениям Николая Гоголя» в спектакле «Нос в белую ночь»? То есть это логичное продолжение исследований НХТ русской драматургии?
– Да. Пожалуй, все так. И тут я не лукавлю, когда выбираю такой жанр. Наверное, такова моя природа – я всегда бегу от некой обязательности, от того, что вот спектакль, раскрылся занавес, на берегу сидит Кудряш с Кулигиным и начинается действо. Я это не исключаю. Есть прекрасные спектакли. Но мне важно создать более реальное пространство. Да, есть четвертая стена. Это великое изобретение Станиславского, образное пространство. Без нее ничего не может произойти. Другой вопрос, какова ее толщина, плотность? Это Станиславским никак не определялось. Он же не сказал, что она должна быть три метра, как многие истолковали – непреступной великой китайской стеной. Думаю, что она и прозрачной может быть, разной плотности, разной степени игры с этим – оттуда можно и выглядывать, и так далее.
– Распределение ролей здесь строгое? Один артист играет одну роль, или как в «Бесах», где в разных сценах у артиста разные персонажи?
– Здесь артист непосредственно работает с определенным персонажем. Но у меня есть несколько артистов на определенную роль. И они не будут знать, кто в этот день будет играть. Это станет известно перед самим спектаклем.
– Опубликован ваш репертуар на октябрь. Вся «классика» НХТ – «Светлые души», «Бесы», сравнительно новая работа «Нос в белую ночь» - все на месте. И та трагедия, которая случилась в середине мая – гибель Артура Каримова. В это трудно поверить до сих пор, невозможно представить НХТ без Артура. Во всех этих спектаклях сделали вводы?
– Когда мы начали работу по вводам, то было очень тяжело, просто очень тяжело. Настолько ярким был его рисунок, что освоить его другому артисту невозможно. Поэтому я сразу сказал, что надо искать либо свой путь в этом, либо снимать спектакль. Ребята отнеслись с пониманием, пошли заявки – мы отправили это в свободный полет, когда артисты пытаются найти аргументы, чтобы присутствовать здесь со своей точкой зрения. И, слава богу, случилось: Дмитрий Фоминых, наш режиссер – может быть, потому что он был в этом смысле человек со стороны, не играл в спектаклях, но всегда находился непосредственно внутри процесса – он блестяще включился в эту работу и представил замечательную заявку на Лебядкина (в спектакле «Бесы»), которую нужно приходить смотреть отдельно. Это совсем другое решение. И только этим путем можно что-то решить.
В спектакле «Нос в белую ночь» ввод происходил еще тяжелее. Сперва был назначен Александр Майер на роль Ковалева. Он работает роль Поприщина, и он был год в этом процессе, наблюдал Артура – мы попробовали и обоюдно сошлись на том, что и он пока не может, и я тоже не могу. Опять Дмитрий Фоминых делает заявку на Ковалева и опять это попадает в десятку. Ковалев сейчас совсем другой, но это не менее интересно. Это его трактовка. Кому-то может быть ближе трактовка Артура, кому-то Димы, но это не лучше/хуже, это другое.
«Мириам» у нас уйдет из репертуара. Это как-то по умолчанию произошло.
В «Светлых душах» отрывок зятя уйдет. Но так как Шукшин у нас сформировался из двух спектаклей в один, то есть ряд работ, которые могут просто заменить. Конечно, очень жалко. На фестивале в Архангельске – что творил Артур, он просто летал! Он как в последний раз сыграл. Я там даже сказал это: «Смотри, играет как в последний раз!». Зал просто лежал. Там только визги восторга раздавались, причем включая жюри.
– Какие постановочные планы на предстоящий сезон? Кто и по какому материалу будет ставить спектакли в НХТ?
– Я давно уже хотел взять итальянскую драматургию. Хочу начать с одной из первых пьес Эдуардо де Филиппо - «Рождество в доме Купьелло». Ее читки прошли, есть распределение, так что сразу после премьеры «Грозы» мы приступаем к репетициям этого спектакля. Премьера будет к Рождеству, то есть хочу сделать эту работу на коротком сроке. Должно получиться. Хотя, конечно, кто нас знает? Сейчас как начнем репетировать и снова на год.
Далее у нас продолжается работа над моноспектаклями, что снова становится достаточно популярным. Взяли пьесу Нины Мазур, эксперта нашего фестиваля. Она достаточно интересный драматург. У нее есть пьеса «Медея» по античному мифу. Римма Щукина будет делать этот спектакль на Ксению Бойко. Потом будет взята еще одна пьеса Нины Мазур – вторым действием. Думаю, что это выйдет или до нового года, или сразу после. Большая часть работы там уже проделана.
Александр Майер готовит большую самостоятельную работу по Зощенко, которую мы тоже будем смотреть.
И Евгения Зензина возьмется за новый спектакль – остановились на пьесе Владимира Гуркина «Прибайкальская кадриль». Эта пьеса – праздник для артистов. Хороший добрый актерский спектакль, что праздник и для зрителей. И этот материал нам близок – в продолжение Шукшина. Премьера состоится ближе к концу сезона.
Плюс новогодняя вещь, само собой.
– Есть ли фестивальные планы? Что и куда собираетесь везти?
– Много разных приглашений: и Сербия, и Литва, и еще. Тут все упирается в финансы. Организаторы не оплачивают дорогу. А это достаточно дорого. Мы ездили в Архангельск, и получилась большая сумма. Был бы у нас свой автобус – сели и поехали. Надеюсь, что хотя бы на один фестиваль мы обязательно съездим, вопрос – куда. Раньше рвались на фестивали – только пригласите, и мы сразу поедем. Сейчас активно приглашают, но где бы найти деньги.
– Расскажите о вашем фестивале – «CHELоВЕК ТЕАТРА - 2017».
– Наш фестиваль перерастает в форум. Это будет ряд мероприятий. Челябинск в плане крупных театральных мероприятий находится в каком-то вакууме. А хочется, чтобы здесь происходили значительные театральные события. Не просто на местном уровне, что тоже должно быть; чем больше театральных мероприятий, идей, фестивалей, тем лучше для города, да и для нравственного воспитания; как говорил Райкин: «Я выхожу на вокзале и сразу же понимаю, есть в городе театр или его нет».
В декабре этого года в рамках «CHELоВЕКа ТЕАТРА» пройдет образовательный форум, ключевой персоной на котором будет Роберт Стуруа. Мы ожидаем приезд и самого Роберта Робертовича, и артиста из его Театра имени Шота Руставели, и его завлита с видео-подборкой спектаклей Стуруа.
Это будет два-три дня. Работа будет вестись по графику: днем артисты работают непосредственно с артистом, который приедет. Критики, завлиты, журналисты, блогеры – с критиками; ведем переговоры с Ниной Мазур, чтобы она прочитала лекцию о современном западноевропейском театре. Это работа в течение дня, а вечером все стягиваются на встречу с Робертом Стуруа. В первый день большой разговор на три часа, тема: «Мой Шекспир», поскольку Роберт Робертович переставил по всему миру всего Шекспира.
Второй день – также секционная работа, а вечером – вторая встреча с Робертом Робертовичем, где он уже будет общаться с публикой, отвечать на вопросы по итогам первого дня и в целом.
Это первое мероприятие. Второе – сам фестиваль, как обычно в конце февраля - начале марта. Пятый юбилейный фестиваль. Очень хочется расширить географию стран, привезти представителей восточного театра: Иран, Индия, Китай. Заявляются наши сербские друзья – три театра. Литва. Владимир Дель привезет свой спектакль по Захару Прилепину, приедет и сам Захар. Пока такие наметки. Заявок поступает все больше и больше. Но цель – расширить географию по странам, чтобы наш зритель посмотрел разные театры, разные эстетики.
Кроме того, хочется расширить и географию показа спектаклей в рамках фестиваля. Вчера я разговаривал с областным руководством культуры по поводу того, чтобы, к примеру, привезти в Златоуст спектакль из Сербии. Пусть зритель посмотрит. Когда у них будет еще такая возможность? Театр сыграет спектакль здесь, а далее - едет в Златоуст или тот же Уфалей.
– На местный фестиваль «Сцена» что-то выставляете?
– Да. Но в этом году мы не шумим, поскольку все силы сконцентрированы на «Грозе». Мы повезем туда «Женскую гримерку».
Думали про «Малахитовую шкатулку» в постановке Евгении Зензиной. Мне очень нравится эта работа – лаконичная, скромная, но, мне кажется, что она нашла ключ к Бажову. Спектакль получился интересный и современный, где все происходит шаловливо, легко, и со всем этим лубком они обходятся очень смело. Вся эта громада текста Бажова с его сложными оборотами стала легкой и доступной, она его победила, молодец.
– Еще во время прошлого сезона я слышал, что вам дают новое здание – если я ничего не путаю, то это Театр ЧТЗ? Это так? Если да, то какие сроки, условия? Что будет с помещением, где работаете сейчас?
– Эта история есть, она продолжается, но я нахожусь в полном отказе от этой дурной затеи. Если не хватает денег отремонтировать «Спартак», то откуда возьмутся деньги, чтобы отремонтировать здание Театра ЧТЗ? Тем более что мы там играли – в то время, когда «блуждали». И попытки играть там спектакли увенчались тем, что в зале сидели четыре зрителя, закутавшись во все одежды, в которых они пришли (и, наверное, мечтали, чтобы мы им выдали еще и одеяла), из которых двое уходили, потому что пар изо рта – это мало кто выдерживает в театре. И наши бедные артисты, которые пытались там на сцене что-то играть. Мы эту идею прекратили, не успев и начать. Поэтому вся мысль по переезду в Театр ЧТЗ – в здание, которое находится в аварийном состоянии, и на ремонт которого нужны даже не миллионы, а миллиарды – она закончится тем, что на радостях будет перерезана красная ленточка, нас туда закинут и скажут: «Давайте!». А дальше начнется: «А почему у вас зал на 350 мест неполный? А почему там 10 человек сидят? Потому что холодно? А это нас не волнует. Играйте лучше!». Так что не надо мне таких моментов. Все это мы уже проходили. И я сказал, что отсюда не выйду.
– Какие перспективы окончания ремонта здесь?
– Их нет. И мы со следующей недели собираемся снова самостоятельно что-то делать, хотим немного доделать зал, интересная идея возникла с буфетной зоной, как ее облагородить. А тут я наткнулся на склад Росрезерва и такие вещи там откопал! 60-х годов, в упаковке: весы, фонари, чайники и т.д. Артисты предложили сделать буфет в виде свободной зоны: будет ящичек, на котором напишем, грубо говоря, «на чай», поставим самовары, чайники, сушки, и зритель получит возможность самому заплатить – сколько сочтет нужным.
– Какие новости межсезонья: изменения в труппе, новые постановщики, проекты?
– Глобальных изменений нет. Новых людей я не брал, но мы договорились с Еленой Калужских о такой форме внедрения студентов в театр: я беру ребят со второго курса на тренинговую работу, не всех, но пять-шесть человек, которых я отсмотрел и отобрал для органичного процесса вхождения артиста в дом.
– Сколько сейчас в вашем текущем репертуаре спектаклей? И какое количество вы считаете нормальным, удобным для постоянного проката?
– Как-то не задавался этим вопросом. Но для того, чтобы существовать в нормальном режиме, должно быть порядка восемнадцати названий.
– Какие из премьер НХТ последних двух-трех лет вы считаете наиболее удачными? Что можно порекомендовать зрителю для знакомства с вашим театром – именно из новых работ?
– Очень большая работа была проделана со спектаклем «Нос в белую ночь». Это знаковая для нашего театра вещь. Логичная по развитию репертуара.
– Какой спектакль вы считаете визитной карточкой НХТ? Что из репертуара вы можете отнести к флагманам вашего театра?
– Если говорить по степени актерских затрат, то это «Бесы». Особенно, когда они вышли в режим марафона. После показа у нас обязательно день отдыха, потому что физически невозможно репетировать. И то, что происходит на площадке – это одно. А здесь, в фойе / за кулисами – это другое, это другая драматургия, весь процесс этой серьезной работы. Всегда кайф испытываешь, когда наблюдаешь за этим.
– Что из работ ваших коллег в Челябинске наиболее впечатлило за последние годы?
– Меня впечатляет то, что делает Виктория Николаевна Мещанинова, ее спектакль «Коварство и любовь». Это стильная, красивая работа, интересные ребята. Я понимаю, что сам никогда бы не смог так сделать Шиллера – все так легко, свободно, естественно произносится, звучит. Смотрел с большим удовольствием.
– Одно наблюдение. Сколько знаю ваш театр – никто кроме «своих» в нем не ставит. Это принципиальная позиция? К примеру, в свое время на малой сцене Театра драмы я видел интересный эскиз по пьесе Вадима Леванова «Ксения Петербургская» в рамках лаборатории, режиссер Тимур Насиров сделал его с ваши актерами. Но, до спектакля дело не дошло. В лабораториях вы более замечены не были, хотя читки, помню, проводили, и ваши артисты порой участвуют в этом. Плюс я подозреваю, что внутри театра есть довольно большая творческая свобода. Но насколько она велика? Какие границы свободы в театре под руководством Евгения Гельфонда?
– Евгений Ланцов ставил у нас «Марьино поле».
– Да, пожалуй, только этот пример. Почему больше никто другой не ставит?
– Нужно, чтобы этот процесс прошел органично. Чтобы человек знал труппу. Не просто по резюме. Сейчас есть предварительные договоренности. Я думаю, что и Володя Дель у нас что-нибудь поставит, и Яша Рубин, и Вадим Радченко. Вопрос и в плане финансирования, что немаловажно для нашего театра, у которого вообще нет никаких постановочных средств. Это не единственная, но важная причина.
– Может, есть и какой-то внутренний барьер?
– Черт его знает. Может и есть. Не буду лукавить. Надо узнать человека, свыкнуться с ним, что называется, побыть вместе. Должно произойти знакомство, налажена связь.
– Или у театра нет потребности?
– Может и нету. Хотя вот ребята сами подходят и говорят, что мы с Делем хотим поработать, с Яшей Рубиным, Вадимом Радченко. Значит и потребность есть. И если контакт найден, то я это сделаю. Без этого никуда, я это понимаю. И артистам надо пробовать себя в другом, и я должен себя где-то пробовать в другом. Но это должно быть в законах дома.
